|
Саляхаддин
был стар. Не в силах продолжать пляску, он вскоре
остановился с поклоном и попросил прощения у поэта за
свою немощь. Тот обнял его за плечи, поцеловал, и
продолжал плясать один, читая:
Забил родник неистощимых кладов.
Из мастерской, где золото куют.
Как смысл велик, как ясен лик!
Как сердце счастливо, как радо!
В тот же вечер Саляхаддин, подарив свою мастерскую
общине, ушел вместе с поэтом, чтобы больше не
расставаться с ним до самой своей смерти. Десятьлет поэт
был неразлучен с Саляхаддином. Он увековечил его имя
более, чем в семидесяти газелях. Старый мастер вышел из
народа. Он был воплощением его здравого смысла и
чуткости к Истине.
Однажды, собрав своих друзей и последователей,
Джалал ад-дин сказал:
- Быть шейхом не по мне. Отныне и впредь слушайтесь
Саляхаддина, следуйте за ним.
К вельможам и эмирам поэт не благоволил, но охотно
беседовал с их женами. Жена вельможи Эминеддина Микаэла
собирала по вечерам женщин, которые, к ужасу правоверных
улемов, плясали, пели, слушали стихи поэта, осыпали его
розами. Среди этих женщин была и царевна Гумедж-Хатун,
дочь султана Гияседдина и грузинской царевны Тамар.
Когда ей пришлось отправиться к мужу во вторую столицу
державы город Кайсери, Гумедж-Хатун заказала портрет
Джалал ад-дин, чтобы, когда невыносима станет разлука,
она могла видеть его лицо. Выполнить заказ царевна
поручила выдающемуся художнику.
"Что ж, прекрасно, если у него получится" - сказал
Джалал ад-дин.
Двадцать холстов нарисовал художник. И все, по его
мнению, были неудачными. Слезы отчаяния появились у него
на глазах. Джалал ад-дин утешил его стихами:
Если б себя мне увидеть! Но нет!
Смешение красок, дает белый свет!
Дух мой не знает покоя,
Но как я спокоен в душе.
Море во мне потонуло, но чудо!
Бескрайнее море во мне...
Защищенный народной любовью, Джалал ад-дин мог
теперь даже в лицо султанам говорить то, что думал.
Когда к нему в медресе пожаловал в сопровождении свиты
султан Иззеддин Кей Кавус 2-ой, поэт усадил гостей и,
как ни в чем не бывало, продолжал беседовать с друзьями.
Просидев какое-то время среди плотников,
цирюльников, кожевенных дел мастеров, султан
почувствовал себя униженным и произнес:
- Да соблаговолит его святейшество осчастливить нас
наставлением своим!
- Какое я могу дать тебе наставление? - ответил поэт.-
Тебе положено быть пастырем, а ты обратился в волка.
Тебе доверено охранять, а ты обратился к грабежу. Бог
сделал тебя султаном, а ты поступаешь по наущению
дьявола!
Султан вел борьбу со своим братом. Отповедь поэта
означала, что город, братство ахов, ремесленники были
против него. И действительно, вскоре участь Иззеддина
была решена. На трон сел его брат.
Слово Джалал ад-дина стало деянием. Он говорил: "Я
превращаю глину в жемчуга и бубны музыкантов наполняю
златом. Всех жаждущих пою вином, иссохшие поля нектаром
орошаю. Всю землю превращаю в рай, на трон султанский
страждущих сажаю и воздвигаю помосты из тысяч виселиц".
Он сложил тысячи стихов. Его слово
проникало до самых далеких окраин мира. И со всех концов
- из Бухары и Тебриза, Каира и Йемена, Дамасска и
Кордовы - потянулись к нему люди, как к светочу,
озарившему кромешную ночь монгольского ига и дикости
крестоносцев.
<< previous
next >> |
